На "Романтиках" есть реалистичная история "Пропавшая в октябре". Жутковатая, на самом деле. Моя история ещё реалистичнее, потому что случилась со мной именно так, как здесь написано, ни слова не выдумал. Рисунки взяты с сайта "РОМАНТИКИ.РУ", к сожалению, без разрешения автора.
*************************************************************************************
Я вам расскажу одну вещь, любопытную, на мой взгляд. Вы не
торопитесь, временем располагаете? Тогда давайте-ка чайку. Фирменного, по
рецепту Олега Палыча. Да, сына моего. Рецепт простой – по крайней мере, у него
получается бесподобно. Нужен обычный хороший чёрный чай, крепкий, свежезаваренный,
на чистой колодезной воде. Хотя и из-под крана будет не хуже. Главное, когда
завариваешь и наливаешь в чашку, улыбаться внутри себя. Просто так улыбаться,
потому что хочется. Сыну было четыре года, он впервые в жизни самостоятельно
заварил чай к моему приходу с работы. Я устал тогда, как лошадь ломовая,
хотелось до дома доехать, принять душ и вытянуть ноги. А сын меня встретил,
налил собственноручно заваренного чаю и сказал просто – папа, на, попей! И
улыбался при этом так, как умеют только маленькие дети. У меня тогда всю
усталость как рукой сняло. Да, первую чашку надо пить просто так – точнее, с
чем угодно, но вторую – обязательно с лимоном. Потом неделю летаешь, как на
крыльях. Наливаю? И вот варенье. Вишнёвое. Да, и лимонов сын раздобыл –
прелесть, аж сияют, тонкокорые, пронзительно-кислые, как положено. Не
стесняйтесь.
Так вот, что я хотел рассказать. После эпидемии мир действительно
поменялся, хотя заметили это далеко не все. Осенняя волна совпала с прогнозом,
было всё – мы были уже готовы, но эта хворь пришла надолго. И люди как-то
разобщённее стали. И раньше-то, замечали, как-то не очень стремились друг другу
помочь просто так? А вирус маслица в огонь подлил, да. Едкого такого, с дурным
запахом. В масках все стали ходить, хотя толку от них, естественно, никакого –
если ты не болен, маска не нужна, а если болен, то тебе не до маски и не до
улицы. Страшно, особенно, если не знаешь, как правильно себя вести. И кое-кто
начал многое замечать, ранее незаметное, незначительное, казалось бы. И я,
соответственно, тоже.
Я очень сентиментальный тип. С детства не переставал верить в
сказки, хотя старательно прикидывался, что этого не делаю. На самом деле всегда
строил какие-то грандиозные миры в своих думках, разыгрывал такие действа, куда
там Большому театру. Да и в театре понятно, что кругом одни декорации, а у меня
всё по-настоящему было. Очень любил всегда книги, которые к концу двадцатого
века почти все перестали читать и помнить. А я цеплялся за них всегда, как за
спасательный круг. Там светлого было много, очень много, не позволяло скатиться
в безнадёгу. Продолжения придумывал – для книг, для фильмов… Реализма в жизни
всегда хватало. Мне нужна была именно сказка. Зачем мне в кино или книге то,
чего и так хватает в обыденной реальности? Гораздо интереснее узнавать и
прикасаться к тому, каким это всё ДОЛЖНО быть, к чему СТРЕМИТЬСЯ надо,
понимаете? Очень люблю, всю жизнь читаю и перечитываю Крапивина и Булычёва.
Кто-то говорит, устаревшее. Как может устареть стремление стать человеком? Ну
да ладно. Конечно, обожаю и «Тайну третьей планеты», и «Гостью из будущего», и
много чего ещё. «Гостью…» особенно. Да, был в числе мальчишек, беззаветно
влюблённых в киношную Алису Селезнёву, одним из миллионов. В детстве тоже очень
хотел найти машину времени в подвале. Ну как, зачем? Понятно, помочь Коле с
миелофоном. Вертера спасти от пиратов – его всегда так жалко было. На Луну
смотаться туда-обратно. Просто поздороваться с настоящими звёздными капитанами
– и всю жизнь потом гордиться и вспоминать, что вот как вас видел Кима и
Бурана. Что ещё надо мальчишке? Приобщиться к романтике дальних странствий. В
галактическом масштабе.
Из-за этой моей сентиментальности и фантазёрства я вполне мог не
особо-то обращать внимание на происходящее. Ну, не очень оно меня интересовало,
бывает такое с людьми. И я всегда – вообще всегда, каждый день, даже сегодня –
затаённо верю и надеюсь на удивительные и прекрасные события, которые вдруг
могут произойти. Вот совершенно нечаянно. Конечно, не так, чтобы прилетел вдруг
волшебник в голубом вертолёте, нет – но всё-таки. Скорее всего, мы поймём, что
эти события удивительны и прекрасны только тогда, когда они уже произойдут. И
они ведь на самом деле происходят, нужно только посмотреть на них не под
привычным углом, а как будто впервые видишь.
Я подошёл к остановке транспорта, ждал маршрутку. В начале октября
небо такое в Краснодаре – слишком, на мой взгляд, ярко настроена цветность в
нём. И солнце светит тоже порой слишком ярко. Вокруг уже осень, а небо и солнце
стараются выглядеть по-летнему. Меня это заставляет прищуриться – трудновато
смотреть. А люди кругом заняты своими делами, почти все в масках – весной
натерпелись страху, никому неохота схватить заразу. Я без маски. Нет, не из
чувства протеста, просто устал сквозь неё дышать. В сумке на боку с собой
обязательно парочка запасных – мало ли, пригодятся.
А на скамейке, на остановке, сидит, понурившись, девушка. Совсем
молодая, лет восемнадцати. Сидит, подперев лоб ладонями, и… плачет. Мне,
казалось бы, какое дело? Но нет.
ссылка на оригинальное изображение: https://romantiki.ru/wp-content/uploads/users/molodoy/molodoy_alice_theme_lonley.jpg
Я общий язык найду с кем угодно – так получается, это и
профессиональное, и всю жизнь так складывалось. Потому и учу студентов –
получается. Просто получается говорить на их языке – потому что это и мой язык.
И как-то так выходит, что с девушками мне общаться гораздо легче – нет,
никакого беса в ребро, просто легче. Вероятно, потому что в детстве слишком их
стеснялся, а вырос – и стало получаться. И среди моих учеников как-то ближе мне
девчонки – опять же, ничего такого, просто получается быть самим собой, не
прикидываясь никем.
Подхожу к ней, сажусь на корточки, смотрю на неё немного
снизу-вверх. Говорю:
- Чем-то могу помочь? Кто обидел? Посмотри на меня.
Посмотрела. И тут я обмер. Вылитая Наташа Гусева. Та самая, которая
«Гостья…» Нет, я прекрасно знаю, что Наталья теперь уже Евгеньевна Мурашкевич
старше меня, и весьма взрослая, серьёзный учёный, хотя и сохранила и взгляд, и
улыбку – потому что не стесняется быть самой собой. А тут – вот она, она, та
самая девочка, чьё лицо мы, советские мальчишки, увидели по телевизору и не
могли насмотреться каждые каникулы. Только повзрослее уже.
Как в полусне, беру за руки, она приподнимает немного голову и
говорит сквозь слёзы:
- Год не тот. И город не тот. Я всё провалила, всё испортила.
Что подумает нормальный человек? Истеричка. Или, того хуже, в
психозе. Но мы нормальными себя никогда не числили – скучно.
- Какой должен быть? Год, город. Говори, не бойся.
- Я не боюсь. Должен быть две тысячи первый, в Москве. А это… Это не
тот город. Не Москва, так ведь?
- Не Москва. Сколько тебе лет?
- Восемнадцать. Какое это имеет значение?
Надо же, угадал. Она встала со скамейки. Я тоже выпрямился. Протянул
руку – не думал никогда, что этот жест можно истолковать как-то пошло –
вытереть слезу, она продолжала плакать, хотя по голосу было понятно, что
старается держать себя в руках.
Она очень, просто очень-очень была похожа на Алису. А мне очень, просто
очень-очень хотелось чуда. И оно произошло.
- Домой тебе надо.
- Нет, я… Мне надо в Москву. Мне надо… Я должна найти… одного
человека!
Тут она снова расплакалась, всё-таки сильно переживала. Я её обнял,
и мы стояли, чудные, на остановке, и никто не обращал на нас внимания – никому,
совершенно никому до нас не было дела. Она просто плакала, а я обнимал её,
гладил по волосам, как ребёнка, и пытался успокоить. Точнее, просто ждал,
говорил что-то отвлекающее.
- Понимаете, мне… Мне очень надо найти одного человека! Это очень
важно. Мне нужно попасть в Москву.
Она повторяла это сквозь слёзы, а я думал, чем и как ей помочь. Откуда
она, где живёт? Доставить её домой на такси, но потом домой как добираться?
Денег с собой практически нет. Мой рациональный мозг строил варианты помощи,
стараясь приглушить внутренний голос – того самого ребёнка, который мечтал о
приключениях и чудесах. Всё-таки не хочется попасть в неловкую ситуацию.
Я погладил её по щеке и сказал, чтобы отвлечь:
- Ты очень похожа на Алису из моего любимого детского фильма.
Слёзы от удивления почти прекратились. Она смотрела на меня в упор
своими космическими глазищами и, как будто, не могла, или боялась во что-то
поверить.
- Вы… координатор, да? Резидент, корректировщик? Помогите мне,
пожалуйста, я очень прошу! Мне надо… Мне надо найти одного человека. А я всё
испортила. Всё перепутала, не хватило мощности при броске, и я теперь не в том
городе, и не в том году. Вот что такое, не могу правильно сказать, вы поможете
мне? Вы… вы тоже очень похожи, только вы как-то старше выглядите, вы на него
очень похожи! Я, наверное, от отчаяния так говорю, или мне кажется, только… Вы
и правда похожи. Или просто я так хочу, чтобы были похожи… Помогите мне! Мне
очень надо в Москву, в две тысячи первый, мне нужно уговорить его бросить
аспирантуру и заняться другим делом! Нужно. Чтобы он никогда не занимался этой
своей научной работой, ему не это нужно, надо, чтобы он занялся компьютерами и…
и роботами… И ему надо учить детей! Он пока не представляет, что это вообще
возможно…
Она снова заплакала и прижалась ко мне, её трясло, она больше не
могла говорить, и только рыдала, а я стоял, оторопев, совершенно не
представляя, что сказать, а главное – что делать дальше.
Это была ОНА. Правда же, это была ОНА.
У меня перед глазами пронеслись воспоминания тех самых лет, когда я
мечтал стать то ли великим психотерапевтом, то ли выдающимся гипнотизёром, то
ли непревзойдённым и гениальным целителем душ, и мне зачем-то понадобилась
кандидатская диссертация. Я сдал вступительные и кандидатский минимум по всем
предметам – не без помощи, конечно, моей тогдашней научной руководительницы,
вот кто был голова и умница-психолог! Я-то так, да и все мы, её ученики, были –
так. Нет, кое-что умеем, конечно, и неискушённому человеку это может показаться
чуть ли не чудом, но… Бывают примы-балерины, звёзды, а бываем мы. Те, кого в
сени титанов не видно и не слышно. Светлана Кимовна, перед отъездом из России
навсегда, сделала всё, чтобы у нас всё получилось – и спасибо ей за это. Но,
когда она уехала, началось то, что она предвидеть не могла, или не захотела
обращать на это внимания. Нам, четверым её ученикам, сказали: «Вы, конечно,
возможно, весьма талантливая молодёжь, но Масгутова была мастером – а что
можете вы? Что у вас есть, кроме молодости и амбиций?». На все наши возражения,
что, мол, мы можем и консультировать, и тренинги вести, и преподавать, и
научная работа нам не чужда, нам сказали, что у нас нет главного – связей. Все
знакомства Светланы Кимовны – это её личные знакомства. А нас эти люди даже не
пустят на порог.
Хуже всего то, что все, кто это нам говорил, были абсолютно правы. Я
первым это понял. Время тогда такое было, странное. Оно всегда необычное, но…
Девяностые были страшными и одновременно удивительными, а нулевые были именно
странными. Всё пыталось балансировать, стоя на голове, но это уже не казалось
ненормальным. И я понял, что мою любимую психологию надо бросать – не потому,
что это бесперспективно, а потому, что честно работать в ней было тогда нельзя.
И я стал заниматься компьютерами. И неплохо, кстати, преуспел в этом…
- Алиса…
Она снова замерла, будто боялась поверить тому, что я говорю.
- Алиса, девочка… Я бросил аспирантуру в две тысячи первом. Я не
занимаюсь наукой, я с тех пор работаю с компьютерами. И делаю роботов со
студентами. И с детьми. И учу их. Правда, больше дистанционно, мне так со всех
сторон больше нравится. Ты нашла меня. Я очень надеюсь, что нашла. Именно меня.
Правда, сейчас две тысячи двадцатый. Может, ещё не поздно?
Она подняла на меня глаза и немного отстранилась.
- Павел… Александрович? Ты… Вы учите детей, вы умеете ремонтировать
компьютеры, хотя всем говорите, что почти ничего не знаете, у вас есть сайт в
компьютерной сети, вы родились в деревне, закончили институт в Московской
области, учились на психолога? Вы окончили школу с золотой медалью. Так? У вас
собака в детстве была, эрдельтерьер! Это так? У вас брат есть, младший, он стал
врачом!
Её голос приобрёл настойчивые нотки, она ждала от меня хотя бы
кивка.
- Так. Всё так… Всё так.
Я очень хотел чуда. И оно вершилось на моих глазах – и со мной. Я не
верил – и верил, и мне хотелось смеяться и плакать.
- Девочка, ты… Я знаю про тебя гораздо больше. Я все книги про тебя
читал. Все фильмы смотрел, все мультики… Там… там тоже – всё правда?
Она обнимала меня и опять плакала. Но теперь уже с облегчением – и
всё равно плакала:
- Там… тоже, всё-всё, и даже больше… Я вам… Я тебе обязательно
всё-всё расскажу, я всё-таки нашла тебя…
Если честно, я не представлял, как себя вести дальше. Со мной
случилось то, о чём я мечтал всё детство – прилетела девочка из будущего,
прилетела ко мне, у неё ко мне какое-то дело… Какое ко мне может быть дело у
Алисы Селезнёвой? У девочки-символа, которая определила целый сказочный мир? В
детстве об этом не думаешь, а во взрослой жизни – просто не позволяешь себе
думать, чтобы не потерять веру в сказку.
- Завтра меня вытянет назад. Будет обратный бросок. Уже не нужны
кабины для переброски. У нас есть специальные чипы, по ним нас пеленгуют, и мы
никогда не теряемся во времени. Всегда возвращаемся домой. Только точность,
видишь, бывает, подводит. Я вот сейчас на девятнадцать лет промахнулась. Но мне
нужно многое тебе рассказать. И ещё больше, наверное, узнать у тебя. Ты… ты мне
очень нужен.
Я вызвал такси, отчаявшись дождаться маршрутку. Что-то они стали
ходить, словно капризные часы с кукушкой, в которые Мартовский Заяц и Болванщик
лазили хлебным ножом и смазывали сливочным маслом, пусть и высшего сорта. На
экране смартфона светился маршрут, которым водитель по имени Махмадаюб
следовал, чтобы забрать нас с улицы Зиповской, и отвезти на улицу Героев-Разведчиков, именно так,
через дефис. Очень хотелось побыстрее попасть домой.
Мы стояли на остановке, Алиса улыбалась, а я вытирал ей слёзы
медицинской маской.
- У нас тут эпидемия, вообще-то. Не боишься завезти домой заразу из
прошлого?
- Человеку, которому сделали все прививки перед отправкой в прошлое
Колеиды, думаю, не стоит бояться родных земных микроорганизмов, не так ли? И в
шлюзе дезинфекция обязательная.
Это воистину была Девочка, С Которой Ничего Не Случится. У неё на
всё готов ответ, и она действительно не боится – наверное, вообще ничего.
Несмотря на то, что из девочки она давно уже выросла. Да, она уже когда-то
спасала целую планету от космической чумы, злобной и разумной болезни – что ей
какой-то земной вирус…
- Я тебе вопрос задам сейчас. Один. Но очень важный. Я очень хочу, чтобы
я был именно тем, кого ты искала. Хотя я и не представляю, зачем. Но… Ты сама
сказала – город не тот. Это Краснодар. Ты уверена, что я - это я? Точнее, что
именно меня ты искала?
Немного нахмурилась и напряглась.
- Ты… Ты мне скажи, пожалуйста, как зовут твоих детей?
- У меня только сын. Олег.
- Значит, это ты. Он ведь в четвёртом родился? В смысле, в две
тысячи четвёртом. Летом, в августе, да?
- Д-да.
- Тогда это точно ты. А почему Краснодар – я не знаю.
- Понимаешь, мы уехали в Краснодар, когда не стало моей мамы. И отца
уже давно не было. Мне очень тяжело было оставаться на родине. И я выбрал
Краснодар, и мы переехали сюда.
- Вот! Возможно, ты бы и не переехал, если бы я сумела попасть в две
тысячи первый и рассказать тебе несколько очень важных вещей.
Подъехал белый «Датсун» с номером нашего такси. Я открыл перед ней
заднюю дверь и посмотрел на небо. Собирались весьма недвусмысленные тучи,
хотелось до дождя успеть попасть домой. Дожди в октябре даже в южных городах не
слишком тёплые. Я на самом деле не люблю разговаривать при посторонних, поэтому
приложил палец к губам.
Водитель тоже, по счастью, оказался неразговорчивый. Ехать было
километра четыре, поэтому я рассчитывал уже минут через пятнадцать ставить
чайник на плиту. И вот надо же такому случиться – избегая пробок, водитель
повёл в объезд, мы повернули уже с Солнечной на Российскую, и тут раздался
хлопок и какой-то неприятный звон. Мы остались без колеса. Машина резко
остановилась.
- Э-э-эх! – горестно воскликнул водитель. Я недовольно поморщился – не
доехали, хоть и немного – но топать пешком не очень хотелось, понятное дело.
Ладно.
- Ребят, извините, не можем дальше ехать, стреножился.
Досадно, конечно. Но улица Российская изобилует автосервисами и
шиномонтажками.
- Вы простите, не можем доехать, я сейчас вызову, вас довезут… - на
парня было жалко смотреть.
- Не надо, тут идти минут десять-пятнадцать, добежим, если что, лишь
бы дождь не пошёл. Давай помогу до сервиса дотолкать? Вон туда, метров сто.
Нет, я не хотел показаться перед девочкой лучше, чем я есть, просто
захотелось помочь парню. Он благодарно улыбнулся:
- Если не торопишься, помоги, брат!
Брат – не брат, не люблю фамильярности от незнакомых людей, но
помочь надо. Дождь не торопился начинаться, мы вылезли из машины, я упёрся в
багажник и сказал Алисе:
- Давай за руль. Просто держи руль, а мы дотолкаем.
Водитель как-то странно на меня посмотрел, видно, не мог представить
миниатюрную девушку за рулём своей «ласточки», но, кажется, понял, что два
мужика дотолкают машину легче и быстрее, чем один. На раз-два мы притаранили
«Датсун» к ближайшему сервису, благо, даже не сто, а семьдесят метров – это
немного. Водитель – я вспомнил, что его зовут Махмадаюб – смущённо улыбнулся в
бороду:
- Давай, я деньги тебе верну?
- Оставь. Ты заработал, и тебе нужнее сейчас.
- Спасибо, брат!
Я опять поморщился. Ну не люблю. Хотя прекрасно понимаю парня. Мы
попрощались и пошли к перекрёстку.
- Я тебе доставляю неудобства.
- Не говори глупостей. Побежали домой лучше, дождь вот-вот начнётся.
И он-таки начался! Мы уже перешли Восточно-Кругликовскую, до дома
осталось минут пять хорошего шага, как шарахнул гром и жахнул хороший такой
кубанский ливень. Я схватил её за руку:
- Побежали!
Мы бежали и хохотали как дети. Пару раз я угодил правой ногой в
лужу, добавив веселья. Вот регулярно напоминаю себе, что зонт много места в
рюкзаке не займёт. И каждый раз забываю взять его с собой. Поднявшись по
ступенькам к двери подъезда и пытаясь выудить из промокшей наплечной сумки
ключи, я ещё раз посмотрел на Алису. Глаза у неё всё-таки нездешние совершенно.
Открыв дверь, я крикнул:
- Олег, у нас гостья!
Сын неторопливо вышел в прихожую, и совсем по-взрослому пробасил:
- Тааак. Все разговоры потом, быстро в душ. Жёлтое полотенце на
правой крайней вешалке.
Когда он так говорит, возражать даже в голову не приходит. Шестнадцать
лет, уже взрослый. Я отправил девочку в душ и спешно переоделся сам. В прихожей
с нас натекла приличная лужа. Кошка недовольно фыркала и неодобрительно качала
головой.
- Значит, гостья. Ты встретил её на остановке. Она как две капли
воды похожа на Наташу Гусеву. Кто эта девушка? Только учти, если ты собрался
меня с ней знакомить – даже не думай.
- Нет. Знакомиться я и сам-то не умею, а уж знакомить… Сын. Это
Алиса. Настоящая. Алиса Селезнёва.
- Тааак. Значит, гостья. Из будущего. Ох, папа…
Шутки шутками, а женской одежды в квартире, где живут двое
холостяков, быть не может. Красный спортивный костюм Алисы вместе с моей
одеждой отправился в стиральную машину, а сама Алиса сидела на стуле на кухне и
пила из огромной – других не держим – чашки горячий сладкий чай. Чашку она
забавно обнимала ладонями, как ребёнок. На тарелке рядом лежали горкой оладьи,
Олег пёк их сразу на двух сковородках, так что горка не успевала уменьшиться,
хотя мы очень старались. Олег нарочно хмурился и ворчал на нас – мол,
стесняемся и мёда слишком мало едим. И сметаны.
В моей тёплой рубашке и спортивных брюках сына Алиса была похожа на
птенца, который только-только научился летать. На ногах у неё были тёплые
мягкие тапки, в которых, если честно, хорошо ходить зимой по холодному полу, но
холодного пола я не помню с тех пор, как приехал в Краснодар. Однако эти тапки,
похожие на медвежьи лапы, зачем-то купил. Понравились чем-то.
За окном потихоньку темнело. Никогда не спящий город зажигал огни в
окнах. Фонари вдоль улиц тоже не отставали – хотя мне их свет всегда казался
каким-то странным, он весьма яркий, от него светло, но всё равно ничего не
видно почему-то.
Я сидел, и мне вспоминались её фразы, которые постороннему человеку
ничего и не скажут. Так и слышалось – «…странно, такой же вечер, как у нас…»
или «…но никто не знает, что я здесь!». Я сентиментален, помните?
- А вот теперь давай рассказывай. Всё-всё как есть.
Алиса отодвинула блюдце со сметаной и улыбнулась. Почему-то казалось
вполне естественным то, что эта девочка сидела на нашей кухне, гладила кошку и
смотрела на нас, как на давно потерянных и внезапно найденных близких людей.
- Я – это в самом деле я. Я действительно из будущего. И я тебя… вас
обоих еле нашла. Уже почти отчаялась.
Сквозь её улыбку проглядывала почти незаметная грустинка. Она как
будто подбирала слова, чтобы не задеть нас ненароком, собираясь сказать что-то
слишком важное, чтобы быть обыденным. Такое, о чём не сообщают просто так.
- Дело в том… Дело в том, что вы оба – мои предки.
- Это… То есть?
Олег хотя бы быстро сориентировался, хоть по-подростковому
косноязычно, но нашёл слова. Я так только растерянно молчал.
- Моего папу зовут Игорь Всеволодович. Его папа, мой дедушка –
Всеволод Глебович. Прадед – Глеб Андреевич, прапрадед – Андрей Олегович. Твой
сын.
Алиса посмотрела на Олега в упор, потом – точно так же на меня, и
добавила:
- И твой внук. Он взял фамилию прапрабабушки и стал Селезнёвым.
Сказать было совершенно нечего. Алиса тем временем продолжала:
- Мир очень сильно поменяется, совсем уже скоро. Он станет… Вот
представьте себе, что мир, в котором вы живёте – это росток, который тянется к
солнцу. А у нас – это целая грядка, или даже целое бескрайнее поле. Мы, в нашем
времени, живём в нескольких мирах одновременно. Как это произошло, мы пока сами
не понимаем. Учёные работают, но пока только одни теории. Тем не менее, это
так. Иначе как бы со мной столько всего произошло? В книгах и фильмах далеко не
обо всём сказано. Но это… Это, знаете, всё по-настоящему. Это ещё более
немыслимо, смелее любой сказки. Есть несколько, даже, пожалуй, множество
параллельных миров, живущих в унисон и помогающих друг другу. Именно поэтому
Земля стала одной из ведущих планет в Галактическом содружестве. Отсюда же и
рывок в технологиях. И люди стали другими – взрослее, сильнее. Отвечать стали
за свои поступки, хотя бы перед собой.
- То есть, коммунизм?
- Это не самое верное слово. Пусть будет «общество сотворения». Так
лучше и правильнее. Так вот, у нас, конечно, тоже хватает проблем. И таких, что
из прошлого тянутся, и своих, новых. Но мы их иначе решаем. Мы просто знаем,
что всё от нас зависит. И каждый делает, что может. Мы с детства всё это
усвоили, и своим детям передаём.
- У тебя уже есть дети?
Алиса улыбнулась, щёки порозовели:
- Нет, пока нет, но будут обязательно!
- Это не поле, это Великий Кристалл и его бесчисленные грани. Так
Крапивин писал в своих сказках.
- Да! И вы, кстати, всю семью приучили читать книги Крапивина. И не
только. Папа мой, например, только пару лет назад показал мне книги Кира
Булычёва. И там всё про меня! Как будто он рядом был и всё записывал! И фильмы
я посмотрела, и мультики… Получается, что вы про нас знали больше, чем, мы
думали, можно рассказывать – а это значит, судьба! Мир должен был таким стать,
чтобы мы в нём жили, и чтобы я родилась, и чтобы всё было так, как есть сейчас
у нас.
- Потому папа твой никогда о тебе не беспокоился. Он знал, что с
тобой ничего не случится.
- Да, скорее всего. А ещё мы узнали очень важную вещь. Точнее, люди
об этом и знали раньше, и догадывались, но тут мы это узнали доподлинно. Дело в
том, что все, кто ушёл от нас – никто не умирает. Никогда. Даже если умер или
погиб. Они всегда с нами. И в наше время очень многие могут с ними разговаривать.
Хорошо, что я поставил чашку на стол. Иначе она упала бы, и пол
пришлось бы мыть.
- Подожди, пожалуйста, послушай…
И я рассказал девочке из будущего и моему сыну свой давний сон. Я
редко их запоминаю, но этот был из особенных. Мне снилось, что, словно
крапивинские мальчишки, мы попали в беду. Мы – это я и ещё несколько ребят,
которых я никогда не видел в жизни (хотя психология утверждает, что нам не
могут сниться те, кого мы не видели). Эти ребята были моими братьями. Может,
двоюродными, не суть важно. Мы как-то умудрились перейти дорогу каким-то
организованным негодяям – это были настоящие убийцы, и им втемяшилось нас
ликвидировать. Мешали мы им. Мы убегали, спасались… Запомнилось, как мы, выйдя
из моего деревенского дома, зимой, в хороший такой, бодрый морозец, сели в
такие сани – очень похожие на боб для бобслея, только мы туда уместились
впятером – и на огромной скорости съехали с горы, взлетая над бездонной
пропастью, ширина пропасти была километров шесть, глубина, кажется, вообще
невообразимая. И мы летели на этих санях, иногда дёргая вожжи на себя, чтобы
немного набрать высоту. Это было потрясающе. И совсем не холодно. И высоты я не
боялся – хотя в жизни этот страх меня постоянно преследовал.
И когда мы приземлились на противоположном краю пропасти, меня как
будто отпустило что-то – и появилась моя мама. В жизни её уже с нами не было.
Она сказала нам тогда: вы молодцы. Всё правильно сделали. Не бойтесь этих
людей, они уже получили по заслугам – вам помогут наши друзья, уже помогли. И
мне откуда-то пришло знание, что, да, у нас есть защитники, тоже хорошо
организованные люди, воины, сильные, могучие, но их совершенно не стоит
бояться. Мама дотронулась до моего плеча ладонью и сказала: Пашка, не грусти.
Мы все здесь – все-все. Мы никогда не умрём. У нас просто теперь Несменяемый
Облик. Нам нечего бояться.
Так и послышалось, что с больших букв – Несменяемый Облик. Не
неизменный или какой-то ещё – именно вот Несменяемый.
Больше я ничего из этого сна не помню.
Рассказываю, а у самого слёзы на глазах. Алиса поднялась со стула
подошла ко мне. Обняла за голову и полушёпотом заговорила:
- Ну вот… Получается, ты и без меня узнал самое важное. Только
позже. И значения не придал нужного. Пострадал больше. Не грусти. Я же
чувствую, что ты грустишь. Не грусти. Они всегда с нами. И ты научишься с ними
разговаривать. Слышишь меня?
Поменялись местами. Пару часов назад это я её успокаивал на
остановке, только я не знал, что сказать. А вот она знает. Толковая у меня
прапра… внучка. Это сколько же, четыре раза «пра», так, что ли, получается?
- Хорошо. Теперь скажи, чем мы тебе можем помочь? Ты же не просто
так сюда, к нам.
Молодец у меня сын, всё-таки. Лучше меня держится. Нить разговора не
теряет. А я чуть не расклеился.
- А к вам… По личному делу. Вся штука в том, что вы есть не во всех
мирах. И я не хочу, чтобы так было.
- А ну-ка, ну-ка?
- Вот, смотрите.
Алиса взяла салфетку и карандаш, и стала набрасывать какую-то схему,
похожую на вьющийся стебель.
- Вы оба после определённого момента есть только в одном мире. Это
тоже неплохо, но я хочу, чтобы вы жили во всех мирах, которые доступны мне.
- Зачем?
- Очень просто. Вы – мои дедушки. Я вас очень люблю. Недостаточно?
- Но люди… не вечны. И потом… у нас у всех Несменяемый Облик? Верно?
- Верно-то оно верно. Только это именно твой брат, дед Лёша, учил в
университете своего потомка, моего папу, и именно у него папа научился
экстренной медицине. И спас Третьего Капитана благодаря этим знаниям. А ты –
именно ты! – сказал Коле, что меня надо искать в Космозо, и что миелофон надо
спасать. Понял?
Олег снова включился в разговор:
- То есть, мой папа – это дедушка Павел? Тот самый?
- Невероятно, но факт! Твой папа – это дедушка Павел. Мой далёкий
дедушка. Хотя ни в одной книге про это нет. И в кино тоже. Видно, не всё можно
говорить было. И ты тоже в нашем мире есть. И должен быть во всех, потому что
вы мне оба нужны. Вы нам всем нужны. Очень. Чтобы не просто поговорить и
утешиться, но и чтобы мир лучше был. Полнее. Я так хочу. Очень. Если кто-то
умер, это не так страшно, как кажется. Но если можно не умирать, а? Наверное,
это лучше?
Алиса говорила, и руки её сжимались в кулачки. Всё-таки девчонка
ещё. Я улыбнулся.
- Я поэтому и хотела попасть в две тысячи первый год. Хотела убедить
тебя бросить аспирантуру, чтобы ты насовсем оставил это дело. Это не такая
психология, которая была тебе нужна. Это бумажная наука, а тебе нужна практика.
Ты потом ей займёшься, будет время. Если бы ты её не бросил, то очень скоро бы
она тебя просто сгубила. Вернее, не она, а дремучая глупость, которая ей
сопутствует. И ты жил бы иначе. Хуже гораздо. И не дождался бы внуков.
Понимаешь?
Она снова обняла меня, и я почувствовал, как мне в волосы упала
слезинка. Я встал. И уже сам обнял её. Оказывается, обнимать свою
прапрапраправнучку очень приятно. Гораздо приятнее, чем просто девушку.
- То есть, ты могла бы не родиться, если бы я эту ерунду не бросил в
своё время?
- Это не ерунда. И я бы родилась обязательно. Олег же всё равно у
тебя бы был.
Я посмотрел на сына и улыбнулся ему. Он в ответ подмигнул мне с
заговорщической улыбкой. Алиса продолжала:
- Понимаю о чём ты. Эффект бабочки. Да, он есть, и работает, только
не во всех случаях. Что-то остаётся неизменным. И мы, там, в своём времени,
умеем чувствовать, что можно поменять, что нужно поменять, а что останется
таким, каким должно быть. Дед, я очень благодарна тебе за то, что ты есть. И
что тебе не пришлось ничего объяснять.
- А как ты поймёшь, что у тебя получилось?
- Пойму. И камень изменится. Я так загадала.
Откуда-то у неё в руке взялся маленький серый камешек. Обычная
галька, пляжи на большинстве наших курортов на Чёрном море из неё состоят. Тут
я кое-что вспомнил.
- Постой-ка. Ты говорила, что у тебя обратный бросок на следующий
день. И к нам ты попала на четвёртый раз. Это что за новости? Поподробнее
расскажи.
- Да, я без страховки отправилась. Не хотела, чтобы кто-то знал. Я думала,
что всё-всё просчитала, должно было получиться. В конце концов, лучше меня
только Ричард, Петров и Литвак траектории просчитывают. Только переволновалась,
поэтому ничего не получилось так, как запланировала. Всё кувырком полетело.
- Стоп. Ты хочешь сказать, что двинула к нам без ведома Института
Времени? Опять? В который раз?
- Я совершеннолетняя. И допуски у меня все есть. У одной из очень
немногих в Галактике, между прочим.
Она по-детски шмыгнула носом и посмотрела на меня снизу-вверх. Я
вспомнил, что её папа, то есть мой прапраправнук профессор Игорь Селезнёв,
никогда не беспокоился о своей дочери, и решил промолчать.
ссылка на оригинальное изображение: https://romantiki.ru/wp-content/uploads/users/misc/molodoy_portret_natashi.jpg
(не вставляется ссылка почему-то, потом постараюсьисправить. Если надо, можно скопировать и вставить в браузер)
- Первый раз я попала в тысяча девятьсот восемьдесят пятый год. Как
раз фильм вышел, тот самый. Но было ещё очень рано, ты был совсем маленький,
только первый класс закончил. Ты мог меня почувствовать, когда фильм смотрел.
Ведь ты смотрел?
- Смотрел…
Вспомнилось, как ярко я переживал все моменты, все эпизоды фильма,
даром, что смотрел его по чёрно-белому телеку. У меня три воспоминания светлой
грусти из детства – это улетающий в небо под песню Пахмутовой и Добронравова
Олимпийский Мишка (да, именно так, с Обеих Заглавных Букв), падающий ничком робот
Вертер, не выдержавший пятого или шестого попадания из боевого бластера, и
кирпичная стена, которая отгородила Алису от ребят из шестого «В», навсегда
закрыв в подвале машину времени.
И ведь мне тогда казалось, что Алиса действительно приходила к нам.
И что у всего этого есть продолжение, не может не быть.
- Я тогда попросилась переночевать в общежитии пединститута, в
который ты через девять лет поступил. Лето было, общежитие пустовало,
комендантша строгая была такая, но меня как-то поняла, я ей наговорила про
поезд, билеты – я у тебя врунья, дед.
- Ладно, поговорим о твоём моральном облике после. Дальше?
- Дальше я угодила в две тысячи шестьдесят первый. Как раз к Земле
подлетала комета Галлея, ты о ней в детстве сделал коллаж, помнишь? Когда
космосом увлекался сильно. Только там я тебя не чувствовала среди тех, кто...
ну…
- Среди живых. Говори, как есть, не обидишь.
- Да, среди живых. Нет, я знала, что могу с тобой поговорить, но… -
она снова шмыгнула носом. – Тогда я переночевала на вокзале в Москве, это был
Казанский, в комнате отдыха.
- Тоже кого-то убедила, что опоздала на поезд?
- Ну… я же с детства отличалась способностью договариваться и
заводить знакомства. И там уже не только поезда к тому времени будут. – Снова
хитроватая и виноватая полуулыбка.
- Дальше?
- Дальше… Дальше весна тысяча девятьсот семьдесят шестого. Я видела,
как познакомились твои родители. И ночевала опять в общежитии пединститута.
Комендант та же женщина была, но моложе. И без разговоров дала мне комнату на
втором этаже.
- Васильевна в восемьдесят пятом дала тебе комнату по той причине,
что помнила тебя с семьдесят шестого… Надо же! Дальше?
- А дальше я отчаялась – никогда такого не было, чтобы я так сильно
промахивалась. Обычно погрешность в минутах измеряется. А тут – десятилетия.
Вот я и упала духом. И разревелась, как маленькая. А тут ты с работы идёшь.
Вот… И я в разговоре сначала тебя за резидента Института приняла. Это секретные
сотрудники. Помнишь Фокусника из мультика про мой день рождения? Вот типа
такого.
- Секретные сотрудники, про которых все знают… - усмехнулся Олег.
- Все, да не все. Только те, кто способен знать о них. В нужном
времени местные жители про них даже и подумать не могут. А вы можете. Потому
что… - Алиса широко, не таясь, зевнула.
- Так, дитя моё, ты там хоть что-нибудь ела, в этих годах? Спала
хоть по-человечески? – Хм. Мой сын первый раз в жизни употребил выражение «дитя
моё». В шестнадцать лет. Обычно это моя прерогатива. Хотя… Ему-то она тоже
прапрапра…
- Был небольшой запас концентратов на всякий случай. Но я не думала,
что буду так сильно промахиваться.
- Так. Значит, путём не ела. И не спала толком трое суток. С ума
сошла. Ладно, поужинала – я убедился. А теперь, ну-ка, быстро на боковую.
Слышать ничего не желаю.
Мы уложили её спать на мою кровать, а сами, задумавшись, сидели на
кухне, допивали чай. Мой трезвомыслящий сын предложил сходить в супермаркет
неподалёку – вдруг там есть раскладушка? Мы там многие полезные вещи
приобретали, вдруг и раскладушка нашлась бы. У нас не бывает гостей, поэтому
такой полезной вещи в хозяйстве не водилось.
- Пойдём. Пускай спит, а Люська её поохраняет. Да, животное?
Поохраняешь нашу внучку?
Кошка забралась на кровать. Алиса заснула, наверное, ещё не
дотронувшись головой до подушки, и теперь лежала, свернувшись калачиком. Люська
прилегла, положив лапы ей на руку, и замурчала.
- Порядок. Девочка под охраной. Пойдём.
Раскладушка в супермаркете была, последняя. Наверное, даже
единственная. До закрытия оставалось около часа, мы успели. Олегу понравилась –
он сразу положил на неё глаз и наложил лапу. Сказал, что я всё равно тяжелее, а
ему будет на ней удобнее, она прикольная. Я не возражал. Ночь вполне можно
поспать и на кровати сына.
Мы шли по улице Сорокалетия Победы от супермаркета к нашему дому и
ловили себя на мысли, что удивляться просто не хочется. Мы приняли чудо в нашей
жизни, а оно благодарило нас за это.
- Пап. Я не поеду завтра в колледж.
- Само собой. Мне сейчас тоже надо будет занятия отменить.
Где-то пятнадцать минут потребовалось, чтобы отправить десяток
сообщений и получить ответы. Завтра нас всех ожидал хороший внезапный выходной.
Утро, понятное дело, началось с будильника. Только в этот раз с
кухни доносился запах жарящегося омлета, который шкворчал на сковородке, ожидая
тех, кто разложит его по тарелкам и съест.
- Доброе утро!
Снова эти глаза из космоса и улыбка. Я вообще думал, что завтраком
Олег занялся. Но он тоже, как и я, встал не первым.
- Доброе утро…
Хорошая привычка – обниматься с утра. Вообще мы многое потеряли,
когда раздули вот эту всю истерию вокруг отношений мужчин, женщин, детей, и
стали принудительно видеть во всём эротический подтекст. Можно же просто любить
своих родных и друзей, просто улыбаться им, обнимать и говорить приятные вещи
от души, правда? Дураки мы, в нашем странном времени. Не о том думаем.
- Я тут исследовала холодильник и решила приготовить завтрак.
Нарушить немножко ваш холостяцкий распорядок своим наглым вмешательством.
А сарказм-то у внучки наш, наследственный. Вот повезёт-то будущему
отцу её будущих детей. Кстати, кто это будет? Мой тёзка Гераскин? Аркаша
Сапожков? Джавад Рахимов? Или мы предположить даже пока не можем? Знает,
плутовка, как разговаривать, чтобы ей не возражали. Алиса стояла, по-прежнему в
моей рубашке, с шумовкой в руке, на другой руке её висело полотенце. И
улыбалась она сегодня совсем иначе, чем вечером. Вчера её как будто что-то беспокоило.
А сейчас отпустило. Из ванной появился «младший дедушка» Олег свет Палыч, и
сразу взял быка за рога.
- Вот, другое дело. Хотя бы вид выспавшийся. Ты ведь выспалась?
- Ещё как! А самое главное – всё получилось! Вот, смотрите.
Она отложила шумовку и в её руке опять откуда-то появился вчерашний камешек.
Только теперь это была не серая мергелевая галька, а что-то странно-красивое –
какой-то опалово-лазоревый отшлифованный самоцвет, похожий на заключённый в
хрусталь кусочек предрассветного неба. И, что удивительно, в его глубине разгоралось
маленькое солнышко, собирающееся взобраться на небосвод, чтобы по-хозяйски
разобраться с остатками ночной темноты.
- Красиво…
- Не просто красиво, а так, как я загадала. Понимаете? Вы мне
поверили, и теперь вы есть во всех моих мирах.
- А… я вот, например, ничего пока необычного не чувствую.
- И я не чувствую.
- И не надо пока. Всё будет вовремя. Постепенно.
- Своим ходом, год за годом – и доберёмся?
- Примерно так, да. Здорово Садовский сказал, правда? Обычные слова,
и ни одной лживой буковки. Давайте за стол, остынет всё.
Омлет был хорош. Как-то он быстро проглотился, но оказался очень
сытным. Что она в него добавила? Олег и Алиса пили сок, а мне девочка сварила
кофе в турке, именно так, как я люблю – с ложечкой мёда, имбирём, кардамоном и
мускатным орехом. Вообще, я вдруг обнаружил, что хочу расспрашивать свою внучку
о всяких неважных вещах, но вот неважными они мне отнюдь не казались. Ну и
зачем время терять? Она сегодня вернётся домой. А когда мы увидимся – это же
глаза вытаращишь, сколько лет пройдёт.
Олег опередил меня.
- Получается, что в кино всё-таки неточность была. Две тысячи
восемьдесят четвёртый – это для тебя рановато.
- Да, моё время – это конец двадцать второго века.
Мы стали спрашивать наперебой, как будто боялись что-то упустить.
- Зелёного действительно зовут Филидор?
- Филидор Амвросиевич. Родственники зовут Филя, но он этого не
слишком жалует и представляется всем по фамилии. Он мамин родственник, мой двоюродный дядя.
- Я тут посмотрел в сети, как выглядит мангустин.
Олег задумчиво теребил подбородок.
- Или мангостин, как правильно? Странная штука, типа личи и
рамбутана, только оболочка другая. Духами пахнет. Если честно, пробовать пока
не хочется. Действительно брамбулет готовят жаркой обыкновенного мангустина на
петеяровом масле?
- И это помнишь? Да, именно так. Первый брамбулет на Земле будет
приготовлен в твоём кафе, петеяровое масло тебе привезёт лично капитан Геннадий
Полосков. Очень большой, кстати, почитатель врачебного таланта деда Лёши. Он у
них в корпусе десять лет был начмедом. Каждого попавшего в беду космонавта с
того света лично доставал.
Олег задумался.
- Всё-таки кафе. Я обязательно подумаю над этим.
- А ещё подумайте вместе о первом роботизированном отеле на берегу
Чёрного моря. Вам помогут. Дед Паша хороших студентов выучил. Инженер-академик
Иван Рюмин ведь у тебя учился? – это она мне. - Мне тут ночью открылось
кое-что, на место встало.
Мы говорили о множестве вещей, а я думал, чем же, в сущности,
нормальный дед отличается от внука? Точнее, от внучки. Даже прапрапраправнучки.
Да ничем. Просто датой рождения. И казалось, что внучка просто приехала на
выходной, повидаться. Потому что просто соскучилась. И решила заглянуть на
оладушки к деду, рассказать, как и чем живётся, поделиться радостями. Странно
да? Мой сын моложе моей прапрапраправнучки на два года. Сидят за одним столом и
болтают как ни в чём не бывало.
- Кто такая бабушка Лукреция? Она ведь тоже наш потомок?
- Да. Потомок. Не скажу больше ничего про неё, ладно? Кстати, её
учитель Пуччини-2 тоже нам не чужой.
- Да… просто деревня какая-то, все всех знают, и все всем
родственники или кумовья.
- Не ворчи, Олежка. Я, кстати, поняла, почему ваш робо-отель
откроется именно на черноморском побережье. В Кабардинке. Вы же в Краснодар так
или иначе переехали! Хотя в Москве в моё время вы будете бывать очень часто.
Полчаса на флаере. Кстати, мне в Кабардинке больше нравится. Папе и маме очень
нравится в Крыму, в Симеизе, они там познакомились. А мне – в Кабардинке.
Мы с Олегом переглянулись. Ну, наша, наша девчонка, до последнего
ноготочка. Мы очень любим Кабардинку, хотя есть, с чем её сравнить.
- Послушай-ка, ребёнок. А тебе не кажется, что вот это, то что ты
делаешь, а также корректировщики из Института Времени - всё это похоже на «Вечность»,
о которой писал Айзек Азимов?
- Ничуть. Знаешь, почему? Потому что мы это всем миром делаем. И не
отдаляемся от него. А живём в нём. Не для власти, не для управления. А чтобы
помочь. Помнишь, как Командор Крапивин писал о Равновесии? Как понять, нарушит
твой поступок Равновесие, или нет? Очень просто. Если ты делаешь что-то доброе,
по совести и от души – то только укрепит. Вот и всё. И никаких тебе коварных
вычислителей из «Вечности».
Так можно было сидеть и болтать очень долго. Что, собственно, мы и
делали. У меня и мысли не возникало устроить Алисе экскурсию по Краснодару или
что-то в этом духе. Олег тоже в мыслях ничего такого не имел. А девочке было с
нами явно хорошо. Так зачем портить праздник?
Правда, всему на свете нужно когда-то заканчиваться.
- Алиса.
Олег посерьёзнел. Видно было, что он хочет попросить о чём-то очень
важном.
- Ты, когда соберёшься назад, не уходи, пожалуйста, так, как в кино.
Чтобы грустно не было. Не надо так, чтобы дверь открывалась, а там – стена кирпичная.
- Нет, конечно. Я просто исчезну. Ой, мне же переодеться надо!
Алиса юркнула в комнату, а Олег задумчиво пробормотал:
- Хорошая у меня… прапраправнучка. Нелегко будет найти ей достойную
прапрапрабабушку.
- А ты и не ищи, она сама найдётся, всё в своё время! – донеслось из
комнаты. Подслушивала? Вряд ли. Просто это касалось и её непосредственно. Вот и
услышала. Я, кстати, начал чувствовать очень остро связь людей и событий. И всё
больше стал осознавать, что всё не просто так. Хотя иногда и кажется.
Олег немного повысил голос:
- Алиса, а можно не включать меня в книгу? Или в кино. Не очень я
это дело люблю.
Как будто вот отбою не было от желающих куда-нибудь его включить.
Вот ворчун-то, в шестнадцать-то лет! Бирюк.
- Поздно. Папа твой не раз ещё о тебе напишет.
- Ну, папе можно…
Алиса вошла на кухню в своём красном спортивном костюме.
- Мои хорошие. Пора мне. Я обязательно приду к вам, и ещё не раз,
честно-честно.
Подошла ко мне. Я как раз закончил мыть посуду и вытирал руки
полотенцем.
- Деда. Дедушка мой. Я тебя очень люблю. Доживи обязательно, ладно?
Доживи. Не болей. Береги себя. Стерегись бумажной работы. Доживи, дед! Ты
понимаешь меня?
- Понимаю, девочка…
Она крепко обняла меня и поцеловала в угол губ. Кто может
похвастаться поцелуем от далёкого потомка? Олег разве только. Его она тоже
поцеловала.
- Палыч, береги папу. И себя береги тоже. И всех наших берегите. Ладно?
Обнимите меня, оба. Пожалуйста!
Мы сошлись близко-близко и обнялись. Осталось только немного
помолчать. Всё уже было сказано.
- Ладно. Пойду я. Отвернитесь и закройте глаза.
ссылка на оригинальное изображение: https://romantiki.ru/wp-content/uploads/users/izbor/189107085_b8010054fe_b.jpg
(опять не вставляется ссылка...)
И всё. Когда мы снова обернулись, её уже не было. А на Люськином противоблошном
ошейнике висел самоцвет, сияющий маленьким солнышком в хрустальной лазури.
- Как она сказала? То есть, как тебя назвала, когда вы встретились
на остановке?
- Корректировщик…
- И ведь точно. Ты теперь – корректировщик. Понял, почему?
Мой сын хитро улыбнулся. А я и в самом деле понял. Мне теперь нужно
дожить до конца двадцать второго века, встретить возле телепортационного
автобуса симпатичного мальчишку в школьной форме, такой же, которую сам
когда-то носил, и с авоськой на плече, в которой позвякивали пустые молочные
бутылки. Обязательно познакомиться с ним – я даже фразу вспомнил нужную: «Молодой
человек, а вы неправильно одеты!» Хотя одет этот мальчик будет абсолютно
правильно. Потом мне надо будет разыгрывать из себя чудаковатого потомственного
старого москвича, познакомить Колю с моим прапраправнуком Игорем Селезнёвым,
предупредить об опасности, о пиратах, миелофоне… Рассказать, как добраться до
Космозо. На всякий случай. Скорректировать реальность, помочь ей немножко.
Значит, доживём. Тем более, я теперь совершенно точно это знаю – МЫ НИКОГДА
НЕ УМРЁМ. Никто. Все, кого мы любим, всегда с нами. И мы всегда будем вместе.
Никогда не умрём. Вот так.
- Конечно, понял, Олежка. Эх, славные были денёчки в конце
двадцатого века! Тебе этого не понять… - я подмигнул сыну.
- Да ну? – притворно удивился он, хлопая меня по плечу. – Славные были
денёчки! - Ого, а лапа-то здоровая какая. И мы расхохотались.
- Ну и что теперь делать будем?
- Как что, сын? Жить. Жить как живётся. Мечтать и не бояться. И дела
делать. А прямо вот сейчас предлагаю в спортзал пойти. Во-первых, тренировка
сегодня, а во-вторых, если не пойти, то мы тут без внучки, пожалуй, с
непривычки загрустить можем. И в бассейне обязательно поплаваем.
- Точно. Пошли.
И мы пошли.
***********************************************************************************
И вот, собственно, всё, что я вам хотел рассказать. Не утомил я вас?
Ещё чаю, может быть? Сегодня непростой день, особенный. Сегодня мой сын стал
третий раз прапрадедом. Да, сегодня родился Игорёк. Будущий космобиолог,
директор Московского Космозо, профессор Игорь Всеволодович Селезнёв. И да, он
сам выберет свою судьбу, хоть и его родители будут, скажем так, не очень
довольны поначалу.
Мой сын поехал поздравлять счастливых родителей. А мой брат позвонил
и спросил, не пора ли ему вспомнить, как разговаривать со студентами, потому
что его главный студент уже родился?
Понятно, что наша девочка придёт на свет ещё не скоро. Это будет ещё
через много лет, холодным ноябрём, семнадцатого числа, не скажу в каком году. И
мы тогда с вами ещё чаю попьём. Вот с таким же вареньем. Кстати, возьмёте домой
баночку? Вот и отлично. И самое главное. Помните, пожалуйста:
МЫ НИКОГДА НЕ УМРЁМ.
Спасибо!
